Этот пассаж вызвал общую заминку и обмен взглядами. Прямо посередине сего процесса дверь открылась, Алёша вкатил сервированную к чаю тележку, установил её передо мной и удалился, предупредив директрису:

— Я за дверью, в коридорчике подожду, — и многозначительно посмотрев на незваных гостей.

— Н-ну, хоррррошо, — сказал старший, которому, кажется, начал надоедать этот цирк. — Расскажите нам, Мария, про свою семью.

— Про свою первую семью я помню мало что, — честно сказала я. — Дело в том, что мой отец… мой приёмный отец… он меня украл.

Женщины дружно ахнули. Старший дядька требовательно взглянул на младшего и тот сурово подтверждающе кивнул, не отрываясь от экрана.

— Расскажите подробнее, — потребовал старший.

Я взяла плюшку, откусила, запила чаем.

— Ну, понимаете, это было как в сказке «Маша и медведь». Я шла по улице. А он украл меня. Посадил в свой золотой автомобиль и повёз. Я тогда сильно испугалась, потому что никогда не видела медведей так близко.

— Каких медведей? — не понял мужик.

— Обычных медведей. Больших. Мой отец — он медведь, очень большой. Его зовут Баграр. Но потом мы стали хорошо жить. Он очень любил меня, баловал. Дарил мне всякое. Камни драгоценные. Бриллианты, большие, как ягоды. Только они сгорели однажды. Он даже повесил по стенам моей спальни такую большую паутину, потому что я никак не могла насыщаться как следует.

Агриппина в ужасе прижала ладошку к губам.

— Паутину? — перекосился старший.

— Да.

— Медведь повесил паутину?

— Да.

— Чтобы вы питались как следует?

— Всё правильно.

Старший развернулся к молодому всем корпусом, и мы все получили возможность полюбоваться на потрясённое лицо ассистента.

— Только что девочка начала в себя приходить! — с крайней горечью бросила докторица.

— Вынужден принести свои глубочайшие извинения, — выдавил старший. — Прошу понять. Служба.

Они собрали свой агрегат и ушли. А мне «стало плохо». И пока все суетились вокруг меня, Маша стояла напротив окна и наблюдала за центральной дорожкой.

— Уехали, — сказала она, и я села на диване, «приходя в себя».

— Мне уже лучше. А глупости, которые я тут болтала — забудьте.

Всё же, хорошо, что я с Марусей договориться успела.

Дозу магического воздействия я рассчитала очень тщательно и экономно, чтобы этот парень со своим пылесосом меня не засёк.

— С точки зрения обитателей гимназии, возмутительно, конечно, — сказала рассудительная Маруся, когда мы остались вдвоём в спальне, — но с точки зрения следствия… Папе и не в такие учреждения вторгаться приходилось. И возмущаются каждый раз, я тебя уверяю, и невиновные…

— И ещё больше виновные, — согласилась я. — Но нас пронесло.

— А теперь расскажи мне, — очень серьёзно попросила она, — как тебе удалось обмануть этот агрегат. Я про него слышала, не знала только, что принцип действия магический, и знаю, что ложь он распознаёт не на девяносто девять процентов даже — на сто.

Я вздохнула и подпёрла щёку рукой:

— Приготовься, это потребует достаточно длительного рассказа. Скорее всего, этот аппарат действительно невозможно обмануть. Но правду, выдернутую из контекста, он распознаёт как правду, даже если звучит она чудовищно.

— То есть твой отец?..

— Правда медведь. И правда меня украл. Слушай…

Тем вечером была рассказана моя полная история попадания в Гертнию и пребывания там — вплоть до отчаянной обороны западных побережий и моего выброса сюда.

Сложно сказать, сколько раз Маруся произнесла: «Вот это да…» Но то, что она не просто уши развесила, а проверила меня своим инквизиторским чутьём — это точно. А потом — доверие за доверие — рассказала мне свою историю. О своих родителях, о матери, которая по первоначальному дворянскому статусу была гораздо выше отца и замуж за него вышла вопреки родне, прервав с кланом всякие отношения, забрав только неотъемлемую часть своего наследства — лично завещанную прабабкой шкатулку, о довольно ранней её смерти, о том, как они с отцом множество раз чудом избегали покушений — уж больно многим сильным мира сего наступил он на чувствительные мозоли…

Этот день стал для нас очень важным. Знаковым для нашей дружбы.

Дальше перед нами встал вопрос: раз уж мы увидели, что существует государственная магическая служба, следует ли прийти туда и открыться, что мы тоже маги? И тут Маруся заявила:

— Исходя из их поведения, я не могу однозначно утверждать, что данная служба является императорской и что она действует в интересах Российской империи.

Мне стало не по себе:

— То есть, ты предполагаешь…

— Я предполагаю множество вариантов. В самом для нас благоприятном — да, это имперская магическая безопасность (примем это как рабочее название), и она всецело предана Империи и правящему клану. В худшем варианте — это абсолютные самозванцы: террористы или шпионы, хоть бы английские. Промежуточные версии: имперская служба под управлением самодура. Имперская служба, реализующая под вывеской безопасности интересы другого клана или иных государств (и, возможно, подготавливающая переворот). Имперская служба, наполненная бездарями, сильнее всего переживающими за то, чтобы не нашёлся кто-нибудь талантливее, способный сместить их с тёплых мест…

По спине у меня прошёл холод:

— Магоблокировка…

— Что?

— Худшее, что может ждать мага — магоблокировка. Когда ты неспособен реализовать ни одну, даже самую маленькую формулу. И извне ничего принять не можешь. Пустой запечатанный сосуд. Магическая смерть.

— Хочу огорчить тебя, подруга, — хмуро сказала Маруся, — есть вещи более простые в воплощении. Например, обыкновенная смерть от ножа. Или от петли — если против нас будет сфабриковано дело об измене. Или автокатастрофа, вообще никакого дела не надо.

Звучало не очень обнадёживающе.

— Значит, маскируемся?

— По крайней мере, до того момента, когда мы сможем убедиться в подлинности этой структуры и истинности намерений её членов.

Между тем, надеяться на то, что нас разок проверили — и отстанут, было весьма наивно. Нет, мы не видели никаких наблюдателей, прогуливающихся вдоль ограды под видом праздношатающихся или торчащих на углах в шпионских серых пальто. Но Маруся говорила, что слежка есть — а кому же верить, как не инквизитору? И всё это довольно здорово мотало нам нервы, пока не произошло событие, одним махом заставившее нас забыть об этой слежке.

10. ШТОРМИТ

ВОТ ЭТО ДА…

В следующее же воскресенье нас ожидал сюрприз.

Нет, что я вру? Шок нас ожидал. Шок и потрясение. Потому что бабушка Голицына решительно взялась за реализацию своего плана.

Я, между прочим, в момент их фееричного появления как раз заканчивала с очередной просительницей, и поэтому пришествие бабули лицезрела практически с первых секунд. А «их» я говорю, не потому что внезапно сверх меры прониклась почтением к светлейшей княгине, а потому что их было много, Голицыных. Бабушка и пятеро внучков, представьте себе.

Сразу скажу словами дядьки Гроя, бабуля с козырей зашла. Не знаю, как остальные, а эти отпрыски Голицынского рода были прям как из сказки Пушкина: «все красавцы расписные» и как там дальше у классика: рослые, подтянутые, нарочно выряженные блестящими офицерами. Что понравилось лично мне: умные они были, это прям на лицах было написано. А что насторожило: смотрелись они стаей. Этакие доминантные хищники, оглядывающиеся на новой территории. Понятно, что внутри между ними существует определённая соревновательность и даже конкуренция, но против общего врага они объединятся мгновенно и будут действовать слаженно, как чётко сработанный механизм.

Персонал гимназии, увидав этакое явление, сперва остолбенел, а потом страшно засуетился. Что спрашивала выбежавшая завуч, слышно не было, а вот ответ Голицыной прозвучал в почтительной тишине: