В кабинет самоподготовки я пошла с твёрдым намерением вдумчиво перечитать пару историй из книги про Бога, однако на моём столе уже лежала первая из четырёх книжек про «Войну и мир» — впрочем, как и у всех остальных. Классная пятнашек, невысокая, плотная и темноволосая дама с дивным именем Домна (до сих пор я была уверена, что домна — это такая промышленная печь для всяких металлических сплавов, но оказалось, что и имя тоже) указала на книжку многозначительно:

— Машенька, не будем расстраивать Розу Карловну. Прочтите заданные страницы, будьте так добры.

Как уж тут спорить.

Роза Карловна — это, я забыла сказать, литераторша.

Конечно, я начала читать. Сперва меня ужасно раздражали все эти французские диалоги и непонятные взаимоотношения, но я потихоньку втянулась. Интересно стало! В итоге я увлеклась, и прочитала не пятьдесят страниц, а сто двадцать. На ужин пошла, подзуживаемая желанием почитать ещё. И снова у меня это чувство появилось, что надо мне и то, и это, а вместо важных или интересных лично мне вещей я вынуждена заниматься какими-то глупостями. Надо с этими уроками что-то придумывать, а то местные «полезности» всё моё время съедают. Сегодня вот ни застёжку доделать не успела, ни к магическим записям ни вернулась, ни интересное про Бога ни перечитала.

Ещё меня немного нервировала перспектива обсуждать с батюшкой прочитанное. Сто процентов, он по-другому все эти истории воспринимает, чем я. Или не обсуждать вовсе, а предоставить ему возможность свою точку зрения разъяснить? Это, наверное, будет самым лучшим вариантом, а то ещё ляпну чего лишнего, я и так тут уже отметилась, где только можно и нельзя…

После ужина все вернулись в отделение и внезапно начали переодевать фартуки с чёрных на белые.

— А что происходит? — спросила я в пространство в полном недоумении.

— Завтра ж четырнадцатое, — ответила Маруся, словно это должно было всё объяснить.

— Вот сейчас совсем всё стало понятно, — кисло пробормотала я.

— Ой, прости! Четырнадцатое сентября — большой праздник. Крестовоздвижение.

— А сейчас зачем фартуки переодеваем?

— Так праздничная служба с вечера! Сейчас в большой храм пойдём.

Вот это зд о рово, конечно — придётся с рукой в кармане стоять или как? Застёжка-то на оправу не готова! Я полминутки попаниковала, а потом велела себе: спокойно, Маша! Колючки сквозь платок так и так торчат. А платок в руке вряд ли будут запрещать.

Все направились в гардеробную (или, как некоторые девчонки её называли, переодевалошную), а потом — по боковым застеклённым коридорчикам, но не на улицу, а вдоль здания. Привели эти галерейки в большую… Хотела сказать «оранжерею», но нет. И зимним садом это место тоже неподходяще было называть. Скорее, крытый павильон — обширный, со множеством дорожек и лавочек, с декоративными посадками каких-то пушистых хвойных кустиков. Были здесь и клумбы, выглядевшие повеселее, чем уличные — должно быть, за счёт некоторого тепличного эффекта.

— Это что такое? — удивилась я.

— Крытый двор, — сказала Маруся. — Тут гуляют, когда погода плохая.

В высоту павильон поднимался метров на пять и, судя по ощущениям, регулярно проветривался. А вот на противоположном его краю располагался вход в большой храм.

Фон внутри был удивительный. Очень… хотелось сказать: густой. Можно было экстренно подпитываться даже просто стоя у входного крыльца, а уж в сам о м храме!.. Я вошла, сжимая в руке платочек с оправой. И правильно сделала! Потому что внутри большого храма концентрация энергий была на порядок выше, чем в малом. А, может, и на два. Я почти не запомнила, что было — вроде бы, пели и кто-то отдельный читал. Иногда батюшка громко говорил что-то, и ему отвечал хор. Это всё было внешнее. А внутри… Я даже глаза закрыла, чтобы не сбиваться.

Чувство у меня было, словно мощнейший поток поднимает меня прямо в небо и не даёт упасть — и я парю, парю на крыльях этих энергий…

Когда наступила тишина, и вокруг задвигались люди, я не сразу спустилась оттуда.

— Машенька, как вы себя чувствуете? — спросил тревожный голос Агриппины.

— Чудесно, — честно ответила я.

— Дать вам платочек?

Платочек? Зачем? И тут я поняла, что лицо у меня мокрое от слёз. Не самая плохая, между прочим, реакция на чистую энергию. Бывает хуже. Кричат, в обмороки падают.

— Спасибо, у меня есть.

Я догадалась достать из кармана другой платок, а не вытираться риталидовыми колючками.

Маруся невозмутимо ждала меня на ступеньках крыльца. Мы дошли до спальни, и я спросила:

— Ты не обидишься, если я немножко одна посижу?

— Что ты! Я вижу, тебе сейчас нужно.

На самом деле, я хотела закончить с оправой. Сегодня пока стояли, я раза три её чуть не уронила, забывшись. Я задёрнула шторки, слегка (на всякий случай) прикрылась маскировочным фоном и достала свою «беду и выручку». Самопроизвольного восстановления, на которое я втайне надеялась, конечно же, не случилось. Да, патины стало поменьше, но основные структуры так и остались заметно повреждёнными. Так что — только вручную!

Час упорной работы позволил мне завершить начатое. Застёжка готова. Наконец-то! Теперь, по крайней мере, можно будет носить днём, на случай неожиданных всплесков. Спать в таких колючках я не рискну — всю шею ведь издерут.

ПРАЗДНИЧНОЕ

Оказалось, что в большие праздники гимназия живёт по расписанию воскресенья. С утра, до завтрака, все прихорошились и пошли в храм. Все воспитанницы нарядились в белые фартуки, повязали белые ленты, и это добавляло торжественности процессу.

Сегодня я заблаговременно надела свой накопитель и была избавлена от необходимости присматривать за выпадающим из руки платком. И хотя я внутренне была примерно готова к тому, что будет, всё равно стояла как в тумане. Помню, что было красиво, прямо как в детских воспоминаниях. С возвышенным пением, свечами и церковными облачениями. Почти в самом конце первое отделение пошло к золотым воротам, и батюшка начал что-то раздавать им крошечной ложечкой из большого золотого сосуда, похожего на кубок. У меня аж дух захватило: такое сияние оттуда исходило! Меня тоже потянуло, я даже качнулась в ту сторону, но Маруся удержала меня за руку, прошептала:

— Старшим причастие без исповеди нельзя.

Ах, сколько тут сложностей! Даже обидно. А с другой стороны — страшно, это ж как огонь проглотить. Хотя малявкам ничего не было, построились в своём уголке, глазами хлопают, хоть бы что.

Потом батюшка вышел и рассказывал про праздник. Я слушала предельно внимательно и пришла к выводу, что в некоторые области Земли без особо ёмких накопителей мне соваться опасно. Даже если с момента описываемых событий прошло шестнадцать столетий, вместивших определённое количество разветвлений реальности. Всё равно, если меня обычный рядовой храм переполняет, что будет там?

Тут мне в голову пришла любимая Баграром аналогия с сахаром в чае. Можно насыпать и размешать, и тогда чай станет равномерно сладким. Но кто будет делать это — «размешать»? Говорят, есть и такие миры, в которых дуют магические ветры, и уровень маны практически неизменен, куда бы ты ни пришёл, но я в подобных никогда не бывала. А в большинстве… Если в чашку чая всыпать три-четыре ложки сахара, что-то, конечно, растворится. И чай даже будет сладким. Но основная часть так и будет лежать горкой на дне. Вот там, где ходил Бог — и есть та самая горка.

Кто-то умный придумал растаскивать оттуда отдельные крупинки сахара — я почитала в детском «Законе Божьем» про всякие чудотворные вещи, про святых. Интересно, эти святые сопоставимы с магами-инквизиторами? Я покачала головой и тут же сама себе ответила: если только по потенциалу. Дядьку Гроя взять — какой же он святой? Его же словами говоря, он и рядом не валялся. А магов сильнее него я почти и не знаю…

— Пошли? — Маша слегка потянула меня за руку, и я поняла, что мы снова стоим в храме последние.

— Пошли. Что-то я задумалась.