После этого до меня убогого дошло, что не стоит привлекать ничьё внимание моими вечерними упражнениями. Я в последнее время и так стал ждать, пока народ после уроков рассосётся, а теперь для верности ещё и весь павильон по кругу формулой невнимания обнёс — благо, силы стали позволять. И каждый вечер заклинание подновлял. Теперь от любых зевак мы с Кузей были полностью избавлены.

ТО, ЧЕГО КНЯЗЬ ПОЖАРСКИЙ ВИДЕТЬ НЕ МОГ

Ректор и два профессора сидели над планом университета, сосредоточенно буровя взглядами тренировочную зону.

— Я помню, он там был! — сердито сказал профессор големостроения. — Для некоторых типов големов — очень удобный. И не надо смотреть на меня, будто я сумасшедший, Викентий Павлович!

Ректор поспешно поднял сухонькие ладошки:

— Что вы — что вы, Андрей Леонидович! И в мыслях не было!

— Я тоже помню, был павильон, — примиряюще высказался пожилой профессор магических конструкций. — И довольно большой, даже мы его иногда использовали. Там с тыльной стороны такие большие ворота.

— Вот! — големостроитель затряс планом. — А теперь его нет! Пол урока сорвано, бродили всей группой как слепые котята, искали — дурни дурнями — пока я в другой свободный павильон их не увёл! Но я — я! — лично после занятий вернулся. Нет павильона! И вроде дорожки все идут как надо — ан не выходит! Хоп — и ты уже в другом месте стоишь и глазами хлопаешь. И куда тебя ноги унесли, не сразу и сообразишь, в голове один туман.

— Уж не леший ли у нас завёлся? — задумчиво предположил профессор магических конструкций.

— Леший? — страшно удивился големостроитель. — Помилуйте, Велемир Елизарович, откуда бы ему взяться?

Пожилой профессор слегка пожал плечами:

— Лесок какой-нибудь свели под пашню или под заводик — вот и пожалте, остался бесхозный дух. Шёл-шёл — да пришёл. Парк у нас, опять же. Вот и шалит помаленьку, спасибо что не везде путает, а на малом пятачке.

— Хм, — ректор потёр подбородок. — А ведь вполне вероятная ситуация. Железную дорогу, опять же, затеяли строить — тоже лес местами вырубают.

— Так я о чём и говорю!

— Это значит, что же, — ректор обрадовался замаячившему выходу, — ведущих преподавателей в факультета Существоведения надо пригласить? Пусть проверяют да договариваются.

Големостроитель сердито вскочил:

— Вы меня, господа, простите, но от этих существоведов толку никакого! Голимые теоретики! Вы вспомните, как они с домовёнком пытались договориться. С домовёнком! И то пришлось Ягу… Тьфу ты! — профессор опасливо покосился на дверь и начал говорить тише: — Ярену пришлось срочно пригласить, помните?

Ректор тяжело вздохнул:

— Помнить-то помним, но и вы не забывайте, Андрей Леонидович, что наш уважаемый почётный ректор находится в творческом отпуске.

— Но на день посвящения в студенты она же придёт?

— Приглашена, — дипломатически ответил ректор. — А пока, прошу вас, пользуйтесь другими зонами. Мало ли… Вдруг этот леший внимание почувствует, да сильнее шалить начнёт? А нам такое совсем не с руки.

— Понял вас. Что ж, у меня лекция, прошу прощения, господа, — големостроитель откланялся, а профессор магических конструкций негромко спросил ректора:

— Так и не выходила на связь?

Ректор только закряхтел и скорбно покачал головой.

— А ведь вопросов к ней множество.

— Да и не говори…

КУРОРТ

Ярена сидела в номере самого дорогого отеля, который смогла найти. И пила горькую. За окном шумело тёплое море и орали какие-то аляпо-яркие местные воробьи. Далеко. Всех, которые были близко она в первый же вечер после… этой катастрофы… всех вытянула. Не то что ей необходима была жалкая энергия этих пичуг, просто до ужаса обидно было, что они живут и жизни радуются, а она…

Дура. Дура, дура, дура!!!

Ярена смотрела на себя в зеркало и размазывала по лицу слёзы.

Вот зачем⁈ Почти ведь и незаметно уже было! Чулки новомодные надела — можно и с горячим местным парнем в постель запрыгнуть. Духами чуть сбрызнуть — никто неправильный душок и не учуял бы. Так ведь нет!!! Захотелось в море поплюхаться, на пляже поваляться, да чтоб в купальнике таком, как девчонки бегают — все телеса наружу. Тело-то хорошее.

Ярена посмотрела на себя в зеркало и заорала:

— Было! Было хорошее! Было!!!

Наверное, и по зеркалу шарахнула бы, да больно страшно выглядела нынче её кровь, не хотелось второй раз на это любоваться.

Да, она попыталась форсировать рабочее заклинание по выдавливанию из повреждённой ступни поселившейся там мертвечины. Поторопилась, к ужину хотела выпорхнуть красоткой, в новых босоножках, и… не удержала. Предупреждал ведь Кош: с мёртвыми энергиями предельно аккуратно, максимально сосредоточенно и по каплям…

Теперь мало того, что вся левая нога целиком омертвела, так ещё и кожа сделалась сероватого оттенка, как у зомбаря. Но есть и плюсы: пить можно как не в себя. Ни похмелья, ни отёков… Два месяца она уж пьёт, можно сказать, необходимый минимум наблюдений для формирования статистического отчёта получен.

СНОВА СУЕТА НЕВНЯТНАЯ

Финал октября разродился совершенно неожиданной для меня новостью: посвящение в студенты! Не то что — ты выжил, и поэтому студент, а вот: тебя приняли, все бумажки оформили, два месяца ты проучился и не утомился до полусмерти — ну, теперь ещё раз при всём параде объявим тебя студиозусом!

Паноптикум.

Но все вокруг готовились с поразительным энтузиазмом. Репетировали какие-то песни и пляски, Ванька Демигнисов собрал пацанов поспособнее к огню, они прятались в дальнем огнеупорном павильоне и готовили какое-то огненное шоу, Илюха хитро улыбался и обещал, что не хуже выступит и поразит всех, мало не покажется.

Ко мне девчонки тоже подступались, мол — может быть, я покажу какой-нибудь фокус с моим разумным мечом или хотя бы героический стих прочитаю. Я вежливо ответил, что ни скоморошеству, ни стихосложению не обучен, но могу сложить им зайчика из бумаги. Девчонки надулись. Тогда я обещал предоставить на торжество своих музыкантов с командой глиняных акробатов, и от меня отстали.

05. СКАЗКИ И БЫЛИ

И ПЕСНЬ ЗАВОДИТ, И СКАЗКИ ГОВОРИТ

Матвей уверял, что на это дурацкое посвящение прибудет Ярена — мол, ни одного праздника за последние двести лет она не пропустила. По-моему, поначалу он очень боялся, что бывшая хозяйка начнёт его сманивать к себе или, хуже того, силой принуждать, и даже слегка похудел от волнений. Но, понаблюдав с месяц за моими упражнениями, он успокоился и, кажется, уверился, что даже Ярена не сможет его выдрать из полюбившегося ему дома.

Домашние решительно все души в нём не чаяли. Вообще не знаю, приходилось ли Матвею хоть когда-нибудь купаться в атмосфере подобного всеобщего обожания. Его почему-то совсем не боялись. Полагаю, ни Пахом со Стешкой, ни Ирина с Фёдором и их ребятишки, ни слуги не представляли, какой боевой машиной на самом деле является Матвей. Да и не было у него ни разу пока что повода свои адамантиевые когти выпускать.

Каждый вечер Матвей проводил сеанс лечебного пения, на который собирался весь дом. Ирина говорит, он по утрам и в больничке поёт. Возможно именно пение Матвея отвлекало внимание общества от нашего с Кузей участия в медицинских процессах. Ну, в доктора играет странный князь Пожарский, ходит, пульс проверяет — да и пусть его. То ли дело волшебный кот! На него одного и списывали поразительную скорость исцелений, благодаря которой очередь в больничку не иссякала.

Время от времени Матвей проведывал кухню, где для него был организован специальный, практически королевский стол — эту часть соглашения я соблюдал свято.

А как только дети приходили со своей учёбы, у них с котом немедленно затевались разнообразные игры. Набегавшись до отвала, все четверо разваливались на каком-нибудь диване, и Матвей принимался рассказывать — сказки, истории, а то и были. Приукрашивал для детей, конечно.