Дверь с лёгким стуком отворилась и показался руководитель оперативного отдела:
— Иван Семёнович, посмотрите материалы. Вам может быть интересно.
Вот! Чисто накаркал!
Начальник взял бумаги, пролистал. Резко вернулся к первой странице и начал перечитывать, темнея лицом.
— Это что такое? — подчинённый вытянулся во фрунт и хотел что-то ответить, но не успел. — ЧТО ЭТО ТАКОЕ, Я СПРАШИВАЮ??? Эпизоду три недели! Благотворительный бал прошёл — с участием ВЕЛИКОЙ КНЯЖНЫ! А если бы с ней эдакая гадость приключилась? Вы вообще представляете себе?.. — он рванул ворот ставшего душным мундира.
— Виноват, ваше высокоблагородие! Эпизод изначально проходил как независимый. У них и фамилия другая, никто их с родственницей-гимназисткой не сопоставил…
Начальник прошёл к столу, налил стакан воды из хрустального графина, выпил залпом:
— Так. По порядку. Садись и рассказывай.
— Наше ведомство вообще первоначально не привлекалось. В пятницу, за день до благотворительных вечеров, наши шерстили по сводкам всё странное — и на них случайно наткнулись. Муж и жена Сотейниковы, поражены странной стремительно развивающейся болезнью неизвестной природы. Первый же доктор, к которому они обратились, вызвал экстренную бригаду, которая перевезла их в закрытый бокс инфекционной больницы.
— В тяжёлое, полагаю?
— Верно. Видели бы вы их…
— Так, давай без особых подробностей. Почему решили, что это наши клиенты?
— Один из дежурных врачей приписал на листе предварительного диагноза, что отмечается очевидная связь между состоянием и словами или действиями больных.
— И какие же?
— В первую очередь это проявилось на мужчине. Он попросил выдать ему бумагу и карандаш, а также пригласить полицейского инспектора. Пока с приглашением замедлилось, он написал четыре листа признательных показаний, затем потребовал священника и исповедался, после чего состояние его значительно улучшилось. Супруга же говорить со священником отказалась, кричала бессвязное. Всё, что персонал смог разобрать: «Моё!» — да: «Не отдам!» И в продолжение короткого времени впала в состояние бреда, за которым последовала кома. Не помогло даже вмешательство магов-врачевателей, только агонию протянули.
— Так она что же — преставилась?
— Да, утром двадцать восьмого октября.
— А этот?
— Жив. Не особо здоров, но сейчас далеко не так страшен, как в тот момент, когда я его впервые увидел. Струпья сошли, ни нарывов, ни гнойных язв. Сотрудничает со следствием. И с каждым разом выходит с немного улучшившимся самочувствием.
— Так-так. Явно наш клиент. Ну, и в чём он там накаялся?
Подчинённый немного приосанился.
— Прежде всего, совершил признание касательно того, что имеет отношение к делу заговора против императорского инспектора графа Рокотова с последующим его убийством.
— И чем ему инспектор не угодил?
— Так это его родной брат. А фамилии разные, потому как Рокотов государем пожалован наследственным дворянством с присвоением новой фамилии — за особые заслуги. Я когда эти признательные читал, на фамилию наткнулся — у меня сразу в голове и щёлкнуло, что видел её — в отчёте по девице Мухиной. Очень уж быстро она подружилась с Марией Рокотовой, дочерью того самого погибшего.
— Так, не перескакивай пока. И что Сотейников?
— За некую мзду перерисовал злоумышленникам план дома и устройство кабинета, помимо прочего надеясь на последующую корысть — по смерти брата по закону был объявлен управителем его имущества до совершеннолетия дочери. Подробности признания он уж устно при мне высказывал, мы ради ускорения процесса следственного дознавателя с собой привезли, так вместе с ним и присутствовали, как свидетели. И в растратах совершённых этот Каин каялся, и в сокрытии драгоценностей покойной супруги графа Рокотова.
— Так. Это всё уже проза жизни — деньги, цацки, материальный интерес. Нас волнует что? Непонятные магические брожения вокруг императорской гимназии. Тут ещё Рокотова эта…
— Иван Семёнович, я тут дело её отца поднял. Любопытный был человек. Пока в Якутии золотодобывающую банду ковырял, неоднократно посещал местных шаманов, в подробностях интересовался их деятельностью.
— И дочь с собой брал? — живо уточнил начальник.
— По свидетельствам, он её вообще далеко от себя не отпускал, всё боялся, что похитят. Выходит — да, брал.
Начальник поднялся и прошёлся из угла в угол, заставляя подчинённого поворачивать вслед за собой голову.
— А не Рокотова ли всю эту кашу крутит?
— Сомнительно. Сколько они в той Якутии пробыли…
— И сколько?
— Четыре года.
— Четыре года! Да за это время можно, брат, такого набраться! Может, он и по шаманам ездил — учителей дочке подыскивал? Если девочка талантливая…
— Так может, вызвать её на беседу — да к нам?
— Можно было бы… — Иван Семёнович снова прошёлся по кабинету и остановился напротив окна, задумчиво глядя на по-осеннему серую реку, — … было бы, если бы не эти невнятные телодвижения вокруг императорской семьи. А что, если девочка уже завербована? Там, в Якутии, вокруг золота знаешь сколько желающих приобщиться топчется? Ого-го! И япошки, и бриташки, и китаёзы. Бриташки особенно мерзопакостны. Может, не так ухищрены в магии, но по части нам подгадить всем фору дадут…
08. ВОТ ТАКОЙ ВЫЕЗД ПОЛУЧИЛСЯ
НА СОРЕВНОВАНИИ
По дороге меня просветили, что это мероприятие вовсе не такое камерное, как я себе вообразила. Артиллерия по-прежнему считалась богом войны, здесь учились многие отпрыски аристократических кланов и даже кое-кто из самого верхнего эшелона элиты. На подобные мероприятия обязательно приезжала родня — посмотреть, как молодёжь себя показывает (и как смотрится в сравнении с другими).
— Так что сегодня встретиться могут всякие, — предупредила меня Маруся. — В том числе очень нелицеприятные.
— Ты, главное, помни: держи себя в руках, огненными шарами не кидайся и никаких формул не произноси, даже про себя, — не осталась в долгу я. — Остальное как-нибудь переживём.
Автобусы гимназии чинно въехали на площадку, и местный распорядитель замахал флажками, указывая им место на парковке среди самых дорогих машин. Я удивилась, а Маруся усмехнулась:
— Императорский герб на двух бортах. Хотела бы я посмотреть на того, кто выскажет своё недовольство таким соседством!
Действительно.
Вопреки моим ожиданиям, всё происходило не на улице, а в огромном крытом комплексе. Внутри было тепло. Мы оставили вещи в обширном гардеробе, похожем на театральный, а дальше стало понятно, почему сегодня с нами гораздо больше классных дам, чем даже классов — собственно, здесь присутствовали все воспитательницы, кроме двух дежурящих на первом и втором отделении. Соревнования будут происходить по разным видам… э-э-э… спорта? В общем, по разным категориям, и в кои-то веки воспитанницам предоставлялся самостоятельный выбор: куда пойти и на что посмотреть.
— Я бы с удовольствием посмотрела на котиков, — вдруг сказала Анечка. — Или хотя бы на буфет.
После эпизода с отказом от балетной подготовки, на Анечку периодически нападал дух бунтарства. Иногда как сейчас — бессмысленный и беспощадный.
— Пошли с нами на футбол! — подхватила её под руку староста Шурочка, не дожидаясь, пока кто-нибудь из класснух закипит. — Поглазеем на толпу бегающих парней.
— А буфет нам потом покажут, не переживай, — поддержала подругу Соня, вцепляясь в Анечкин локоть с другой стороны.
Мы с Марусей переглянулись:
— Это, кажется, связано с мячом и ногами, — наморщила лоб она, — извини, я не сильна в мужских видах спорта.
— Мне, в сущности, всё равно.
— Мне тоже… — и мы потянулись вслед за девчонками.
Ну, допустим, футбол.
Вокруг большого прямоугольника поля внушительным овальным амфитеатром возвышались трибуны. Нас усадили на ряд, позади которого шла довольно широкая дорожка — должно быть, опять для того, чтоб никто бесконтрольно ни с кем не знакомился.