Стол гардемарины выбрали весьма удачно — мы оказались и не с краю, и достаточно прикрыты от начальства теми, кто сидел ближе к возвышению. Народ как-то вдруг расслабился и заговорил свободнее — и я тоже почувствовала, что некое напряжение незаметно отпустило. Парни шутили, девушки болтали, и уже не держались строгими павами.
Столы ломились от изысканных закусок, и кавалеры немедленно принялись ухаживать за своими дамами, стремясь, чтобы те ни в чём не имели недостатка.
— Дамы и господа, минуту тишины! — возопил распорядитель. — Прошу наполнить бокалы!
Не знаю, ставили ли взрослым гостям вино, но наши мальчишки бодро долили всем лимонада.
Поднялась графиня Строганова. Её слово было не так лаконично, как императрицыно. Наталья Петровна благодарила дорогую Анну Палну (это как раз государыню) за доставленную честь свершать в этом мире благородное дело — обеспечивать будущность детей, с младых лет подвергшихся…
Ну, вы поняли. Однако, рано или поздно речь кончилась, и все радостно поднялись, подхватывая свои бокалы, гостиная наполнилась нежным хрустальным звоном.
Потом, через некоторое время, слово брала директриса, потом тот дядька в бело-золотом мундире — с официальной благодарностью за приглашение. Мы, конечно, вставали и чокались, и курсанты даже ответили на речь своего начальника троекратным «ура!» — но основное время за столом просто болтали, как это делает молодёжь в большинстве миров. Парни хвастались своими приключениями. Мы в основном задавали вопросы. Все много смеялись, и вообще, настроение у меня сложилось вполне приподнятое.
Под конец императрица сказала ещё одно слово — с благодарностью за вечер и всякими пожеланиями. Такой толстый намёк на финал мероприятия. Дальше всем раздали очень нежный и очень воздушный торт, который влез в меня с трудом — но влез, потому как очень уж вкусным он был. Парни проводили нас до дальней лестницы наверх и откланялись, а девчонки чинно поднялись на один пролёт, чтобы скрыться из глаз возможных наблюдателей — и помчались по спальням, делиться впечатлениями!
ПОСЛЕ БАЛА
Сколько было восторгов, рассказов и обсуждений — особенно у шестнашек, взахлёб! Никто не задёргивался в своей спаленке, всем хотелось поделиться — прямо сейчас. Для некоторых девочек испытание подобным событием (все уже называли состоявшийся вечер балом) стало серьёзным стрессом, и, слыша их голоса, я почувствовала, что ещё чуть-чуть, да даже хоть одно неосторожное слово, и пары истерик точно не избежать. А там, глядишь, пойдёт по спальне снежным комом…
Я достала из комода белую жестянку с цукатами, кружку (да-да, те кружки, в которых мы с Марусей пили чай, так и лежали у меня в комоде) и выгребла в эту кружку цветные кубики неизвестного фруктового происхождения, обработав их по ходу дела на успокоение нервов.
— Девочки! — я подошла к первой взъерошенной группе. — А ну, готовьте свои клювики, птичка-мама принесла вам по волшебной ягодке!
Девчонки захлопали на меня глазами, но увидев цветные кубики, живо подставили ладошки.
— А нам? — раздалось от следующей кучки.
— И вам!
Я обошла по кругу спальню, не забыв и пятнашек, наделила Марусю, себя… на донышке осталась пара кубиков. Недолго думая, я вытряхнула их Шуре:
— Отнеси сестрёнке, тоже, наверное, от избытка чувств в обморок собирается упасть.
Шура отнеслась к моим словам максимально серьёзно и побежала во второе отделение.
Для Настёны Киселёвой сегодняшний вечер тоже был испытанием. Играть со старшими перед самой императрицей (да ещё перед мужчинами!), потом сидеть в числе приглашённых гостей на таком необычном ужине. Никакой цирк по степени волнительности в сравнение с этим не идёт!
Я вернулась к своей кровати и увидела, что Маруся задёрнула наши шторки. Сама она сидела внутри, серьёзная, как прокурор:
— Маш… У меня есть к тебе несколько неловкий разговор, но я думаю, что он нужен.
— Ой, да ладно! Ну, подумаешь, протанцевала два танца подряд, что сразу…
— Нет, дело не в этом, — Маруся серьёзно вздохнула. — Смотри. Он, конечно, повзрослел за четыре года, но не сильно изменился.
С этими словами она протянула мне развёрнутый учебник «Государства и общества», на развороте которого было написано: «Правящая императорская чета с детьми, 1959 год». А на фотке, справа от отца — да, стоял Димка. Очень суровый, преисполненный чувства потенциального героизма, какими бывают только что поступившие в военные училища юноши. Дмитрий Александрович, мдэ. И, кстати, та, которая была в льдистом платье — великая княжна Татьяна. Тут она совсем мелкая, но губки такие же поджатые.
— Вот блин.
ЭПИЛОГ
МАГОЛОКАЦИОННЫЕ СНИМКИ
Где-то.
— Коть, ты помнишь, в самом начале сентября мы с тобой поругались?
— Помню, детка. Я помню все наши с тобой ссоры, ибо они неповторимы.
— Я серьёзно! — белокурая невысокая девушка нахмурилась и присела на подлокотник кресла, в котором сидел её мужчина — высокий и худой молодой человек со смешливыми светло-карими глазами и длинными каштановыми волосами, собранными в хвост. — Мы поругались страшно из-за той… неважно. Я кидалась огнём, ты морозил…
— Я помню, — он немного устало вздохнул. — Ты всё придумала, детка. Не было…
— Погоди! — она нетерпеливо вскочила и забегала по комнате. — Я не про это! Помнишь, Мариам ругала нас, что всплеск получился слишком сильный?
— А-а, это… «Вы должны быть осмотрительнее и осторожнее!» — да-да. Мы недостаточно осторожны?
— Костя! Это был не наш всплеск! Я ходила сегодня в управление, мы с девочками разбирали отпечатки на маголокационных снимках.
— И-и-и?..
— Костя, это не наш отпечаток, — терпеливые речи давались ей с трудом. — Наши с тобой рядом, обе накрыты проекцией большого всплеска — две маленькие бледные точки. Они так сильно накладываются друг на друга, что сперва все подумали, будто это одна точка. Твоя. Что я психовала, а ты вяло меня успокаивал…
— Почему бы не согласиться, что всё так и было?
— Да потому что я при всём желании не смогу создать всплеск, который накроет четыре квартала! Вы что, не слышите меня все⁈ Там работал очень сильный маг!
Парень посерьёзнел и выпрямился в кресле.
— Чужой маг… — откликнулся он эхом. — Надо предупредить Мариам.
Ольга Войлошникова
Маша без медведя-2
01. ИЗМЕНЕНИЯ
ВЕЧЕР ПОСЛЕ ПЕРВОГО БАЛА
Тридцатое октября заканчивается.
— Вот блин, — я тупо таращилась в развёрнутый учебник «Государства и общества», на развороте которого было написано: «Правящая императорская чета с детьми, 1959 год». А на фотке, справа от отца — да, стоял Димка. Тут уже высокий, но ещё худой как швабра. Очень суровый, преисполненный чувства потенциального героизма, какими бывают только что поступившие в военные училища юноши. Дмитрий Александрович, мдэ. И, кстати, та, с тщательно подавляемым стервозным характером, которая была в льдистом платье — великая княжна Татьяна. Тут она совсем мелкая, но губки такие же поджатые. — Странно. Я фамилию «Романов» точно не слышала…
— Конечно, не слышала! Он, скорее всего, служит под родственной.
— Под материной девичьей, что ли?
— Вряд ли. У Юсуповых парней практически нет, сразу бы в глаза кинулось. Под боковой какой-нибудь, — Маруся выразительно подняла брови: — Полагаю, прямо сейчас матушка устраивает ему разнос по поводу того, что своими действиями он внушил девушке ложную надежду.
— Ну, ты дала! Ты что? Какую ещё надежду⁈
— А ты как думала? Это спасибо, если она воспитательную работу отцу не перепоручит. Тут всё очень серьёзно.
— Да не собиралась я за него замуж! — шёпотом воскликнула я. — Как можно вообще всерьёз собираться замуж за кого-то, кого не знаешь??? — я плюхнулась на кровать и вздохнула, сложив руки на животе. — Но он был прикольный… — я поймала подозрительный Марусин взгляд. — Ну, это значит: интересный, весёлый. Занятно было с ним общаться. А ведь, скорее всего, не разрешат.