— К барышне Рокотовой. Светлейшая княгиня с сопровождением.

С сопровождением! Слыхали вы такое? Типа просто с охраной пришла. Это чтобы Маруся не отказалась их сразу принять, явное дело.

Горничная получила цветы с указаниями и метнулась в гостиную. Голицыны проследовали к гардеробу.

Я бочком проскользнула во внутренние помещения, а следом за мной, практически на рысях — наша завуч. Мне пришлось изрядно поднажать, чтобы не отстать от неё. А отстать я не хочу, такой спектакль надо наблюдать вблизи!

— Барышня Рокотова, к вам светлейшая княгиня с сопровождением, — почти слово в слово, с придыханиями, повторила Иллария Степановна.

Маруся в это время хмуро разглядывала букет. Нет! Два букета! Посмотрела на меня.

— Один, между прочим, твой.

— Мой⁈ — сказать, что я удивилась — это практически ничего не сказать.

— К ним прилагаются записки, так что тут двух мнений быть не может.

В этот момент двери отворились, и в гостиную вошла Голицына.

Про маленькую бабулю хотелось говорить «шествовала» или ещё что-нибудь такое же помпезное. Пятеро внучков изо всех сил изображали сопровождение.

Маруся встала ради приветствия. Убегать сейчас или, допустим, заявлять, что внезапно заболела голова, было бы скандально. Да и бессмысленно. Однако лицо у неё сделалось не хуже, чем у этих парней — холодное, хищное. Наверное, так выглядел в работе её папа — неподкупный инквизитор, как бы ни называлась его должность.

Так мы и стояли рядом, между двух букетов, словно парадный портрет, и смотрели на приближение сей процессии. И вся гостиная таращилась на происходящее во все глаза.

— Подружки, всё тем же составом! — ж воскликнула Голицына. — Так я и думала! Мальчики, позвольте вам представить: Мария Рокотова и Мария Мухина, — княгиня повела в нашу сторону несколько старомодным веером и им же указала на каждого парня по очереди: — а это — мои внуки: Андрей, Ярослав, Григорий, Виктор и Александр.

Господи, теперь главное — не перепутать…

Голицыны по очереди начали подходить, ещё раз представляясь и целуя нам руки.

В гостиную вошёл поварёнок Алёша, толкая перед собой тележку с тортом и чайными приборами, быстро накрыл на стол, со всем почтением поклонился Голицыной:

— Всё готово, ваше сиятельство!

— Не попить ли нам чайку? — весело потёрла ручки бабуля.

Я так понимаю, если ты достиг определённого положения в обществе, в сочетании с определённым возрастом, ты уже можешь позволить себе роскошь говорить что думаешь и делать что хочется.

— Итак, барышни, кажется я уже по-старчески гундела на то, что из вашего монастыря невозможно никого пригласить в гости. Однако нашлось вот такое решение для извращенцев, — старший внук (Андрей, кажется?) усмехнулся в усы, и бабка одобрительно ему подмигнула.

Я смотрела на них и думала, что означает разворачивающийся спектакль — искусственна ли эта весёлая наигранность или истинное лицо бабушки «для своих»? Или, может быть, нечто вообще третье, слишком сложное для меня, страшно далёкой от подобных интриг и светских хитросплетений?

— А вы, Машенька, говорят неплохо рисуете? — вдруг спросила светлейшая княгиня.

Гляди ка! Навела справки, похоже. Хотя, прошедший аукцион, наверное, должны были обсуждать, просто в прошлый раз она не сопоставила его со мной.

— Полагаю, для девушки это вполне безобидное хобби.

— Интересно было бы взглянуть.

— Сожалею, но всё, что сейчас в работе — частные заказы. Не уверена, будет ли княжна София рада, если я начну всем показывать предназначающуюся для неё картину. Хотя… — я пошарила в кармане и извлекла небольшой художественный блокнот, в котором я делала всякие зарисовки и открыточки. Б о льшая часть при случае разошлась болящим, но несколько ещё сохранились. — Прошу. Это можно рассматривать как образец моих художеств.

— М-хм… — Голицына взяла блокнотик и перелистала его, щурясь и держа руку далеко на отлёте. — Весьма любопытно… А княжна София… это та, которая великая княжна? — спросила она как бы из праздного любопытства.

— Всё верно, — ответила я, и Голицыны обменялись между собой серией микрокоротких взглядов.

Какой, интересно, они сделают вывод из этой информации? Что я, как (как бы) работник по найму — неподходящая кандидатура подружки для Маруси (за которую, по-видимому, бабуля Голицына решила побороться весьма серьёзно)? Или что «вот как классно, поглядите, она для сам о й императорской семьи малюет — такое полезное знакомство»? Или они просто хотят быть не хуже великой княжны и тоже заполучить пейзажик — так я буду только за! Единственное, что меня смущало — это явно растущий интерес Голицыных к моей персоне. Особенно в свете того, что род очевидно находился в вечном поиске большого количества невест. Мдэ. Нет, парни были ничего себе, и я вполне бы даже рассмотрела вариант с кем-нибудь из них повстречаться, но всё же не на тех условиях, на которых этот клан впитывал своих новых членов.

Дальше пошла светская беседа, и любящая бабушка постаралась разрекламировать нам «лучших из лучших», с перспективами каждого и прочим. И снова толсто намекала на широту возможностей для Голицынских невест. Даже рассказала про собственную клановую картинную галерею (для приличной и платежеспособной публики), устроенную не абы где, а в Москве.

Я впадала в тихий ужас от такого процесса широкой распродажи. Правда, торт был дивно вкусен, и это до некоторой степени компенсировало мою панику.

Прощаясь, светлейшая княгиня «порадовала» нас, что в следующее воскресенье явится ещё раз — с новыми претендентами. Я ей как-то сразу поверила. Более того, она, скорее всего, за правило возьмёт сюда шастать, уж больно целеустремлённая бабуля…

ГДЕ-ТО. А НАШИ ТАК МОГУТ?..

Тимофей Егорыч, глава Головного департамента городского магоуправления города Заранска, имел удовольствие любоваться целой галереей фотоснимков которую разложил перед ним руководитель оперативного отдела.

— И что мы видим, Иван Семёнович?

— Вот это снимок примечателен, обратите внимание.

— Ого! Я такое сияние огней разве что в каком-нибудь чудотворном монастыре видел. Или в момент особых торжеств.

— Гимназистки, представьте себе. Стихийная массовая молитва.

— Экая у них экзальтированность. А конкретно по нашему объекту?

— Видим приходящих больных. Тяжело, а иной раз и безнадёжно. Толкутся у решётки, просят подержаться за ручку.

— Исцеляет?

— Как вам сказать… Молится, поёт. Верёвочки на руки вяжет.

— Проверяли?

— А как же! Просто верёвочки, из носочной пряжи крючком связанные. Сверху бусинки стеклянные пришиты.

— И ни следа магии?

— Абсолютно.

— Занятно. А толк-то есть?

— Говорят, дети особенно быстро на поправку идут.

— А магии при этом нет? Хм. Хм. Так она, может, блаженная? Как Андрюшенька со Смоленки? Случай, конечно, редчайший, но со счетов сбрасывать не будем.

— Рассматривали и эту версию. Однако же, Андрюша на снимках факелом пылает.

— А наша Маша?

— Извольте видеть, — на стол лёг снимок, на котором девушка повязывала верёвочку на руку младенца, которую мать просовывала сквозь ограду. В некотором отдалении стояли гимназистки, наблюдающие событие. — А вот та же сцена в тонкочувствительном диапазоне.

На втором снимке мать и младенец выглядели сплошными серыми, слегка туманными контурами. На заднем плане едва различались девушки, сливающиеся в сплошной серый массив. Марии же не было. Совсем.

— Что за шуточки?

— Прошу, ещё ряд подобных пар. Аппаратура её не фиксирует.

— Однако. Она вообще существует?

— Эта мысль нам тоже первой пришла в головы. Между тем, факты многочисленных исцелений игнорировать невозможно. Вывод: объект существует. Мы склоняемся к тому, что она, осознавая возможность отслеживания магических волн, неизвестным нам образом сводит итоговый потенциал к нулю. В вопросах возможности технического решения подобного вопроса мнения разделились.